"Сын Стекольщика и все-все-все."
Видеть тех, кто тебя не видит, -
в этом есть своя прелесть.
В. Каверин "Сын Стекольщика"
Такая музыка не становится популярной. Она не раскручивается, не продается и не вязнет на ушах. Она входит, только если ее приглашают. Ей нужно довериться, позволить вести себя. Чтобы услышать музыку "Тамбурина" нужно поверить в чудеса. Точнее, осознать, вспомнить то, что всегда знал, но со временем позабыл, посчитал ненужным, непрактичным, неудобным в повседневной жизни. Найти в самом себе ту дверь в Страну Чудес, заглянуть в нее хоть глазком и остаться в этой стране навсегда.
Питерский "Тамбурин", доиграв(шись) до своих восемнадцати лет, не снискал ни всесоюзной славы, ни денег. На их концерты приходят для того, чтобы еще раз почувствовать себя восемнадцатилетними. Смеяться и танцевать, петь хором полюбившиеся песни. Эти концерты всегда маленькие праздники. Праздники, которые "Тамбурин" дарит нам уже восемнадцать лет.
Формально информационным поводом к интервью с Владимиром Леви послужил выход альбома "Спектакль" "Тамбурина" и сольного альбома Леви "Берега". Но разговор получился совсем не об этом, а о "тамбуриновской" музыке в современном мире, о молодости и воспоминаниях, о концертах и публике. И о том, что такая музыка не становится популярной.
- Так вас не видит никто?
- В том-то и дело. Только когда идет
слепой дождь.
Впрочем, тогда меня могут
увидеть и другие.
В. Каверин "Сын Стекольщика"
- Ты знаешь, мне кажется, что если бы сейчас, предположим, кто-то занялся бы
очень плотно раскруткой "Тамбурина", все равно немногие смогли бы это воспринять.
Потому что для того, чтобы в это проникнуть, нужно быть достаточно искренним,
проделать определенную душевную работу. Эти песни воздействуют на чувства,
которые в обычной жизни человек не проявляет. Возможно, поэтому вы не раскрутились.
- Я постараюсь объяснить этот момент. Ведь даже из старого репертуара
"Тамбурина" можно было бы набрать пять-десять хитов для раскрутки, и,
базируясь на них, продолжать в таком же духе. И стоять крепко на ногах.
В раскрутке главенствующую роль играют вложения, которые пустили на эту
раскрутку. На уши повесить можно что угодно. Тем более, возьми хотя бы
"Забудь меня или прости", она танцевальная, напевная. Так же
"Пора", "Чужестранец". Я не хочу говорить, что это не глубокие
песни. В них есть своя глубина. Но, тем не менее, они могут звучать хитово.
У меня нет цели донести в песне какую-то информацию. Для меня главное в песне -
это единение всего. Важно то настроение, то состояние, в которое привела тебя эта
песня, когда ты ее слушал. Именно это чувство есть в "Чужестранце". Там много слов,
но есть одно настроение, и главное в этом настроении - почувствовать себя этим
Чужестранцем. Поэтому эта песня сильна и любима. Так же и "Пора".
Там тоже много слов. О чем - я не знаю. В диссидентское время ее расценивали
как диссидентскую песню.
- Что, честно?
- Да, совершенно без какого-либо юмора. Хотя это откровенная песня о любви. Мне говорили: эта песня никогда не будет у Вас звучать в эфире. "Пора, пора, я покидаю этот берег".
- Пора рвать когти в Америку?
- Ну да. В эти времена и "Речка" точно так же расценивалась: "с названием "Не вернусь", значит "уеду и не вернусь". "Тетеря" - это наверху там кто-то сидит, какая-то сатира. В это время везде этот контекст искался.
Ну и можно раскрутиться. Стать на ноги, быть прокатным. Это хорошо с той точки зрения, что ты музыкант, и твоя любимая профессия дает тебе средства к существованию. Но с другой стороны, я не знаю, что получилось бы в творческом плане. Я по себе знаю, что когда я связываюсь обещаниями, набором вещей, которые я должен сделать - все, я уже чувствую себя очень скованно. Я теряю свободу. Я совершенно так независим - хочу пишу музыку, хочу не пишу, хочу выступаю, хочу не выступаю. И всегда вписываюсь в те вещи, которые мне принесут удовольствие и радость. Здесь же я буду выполнять очень много суетной работы, и я не думаю, что это принесет мне какое-то удовлетворение и что-то улучшит во мне. Кроме того, популярность нужно постоянно поддерживать. Ты уже вписан в эту машину. Перестал ты этим заниматься, надоело тебе все до чертиков - твоя популярность потихонечку или резко оборвалась. Осталось лишь то, что было создано, то, что проникнуто тобою, твоим творчеством, твоим вдохновением в тот момент. Это имеет шанс остаться и приносить в дальнейшем кому-то радость при прослушивании этой музыки.
Меня интересует жизнь в настоящем, что я из себя представляю на данный момент. Прошлое очень много для меня значит. Кроме того, если раньше я смотрел на прошлое как на то, что прошло в моей жизни, то сейчас я могу смотреть на это прошлое и жить в этом прошлом. И это прошлое становится моей теперешней жизнью и воспоминанием.
Часто человек со стороны, приходящий на концерт, разевает глаза: "А почему вы не популярны?" Он забывает об одном - это та музыка, которой человек должен открыться, чтобы она стала понятна. Тогда он поймет ее прелесть, ее глубину. И в этом состоянии многие вещи для него будут откровением. И она отзовется в нем, найдет те воспоминания. В наше время очень много возни. И поэтому такие ценности отодвигаются на задний план, но, тем не менее, они играют очень большую роль в жизни любого человека. Мы даже сами не подозреваем, насколько это важно. Когда ты задалбываешься своей суетой, и это будет так продолжаться дальше, ты долго так не выдержишь. Все вокруг станет серым. Бессмыслица. Ничего не понятно. Просто так. Некоторые люди живут просто так. Встают, работают, встают, работают, телевизор смотрят, кроссворд решают. Может быть, есть удовлетворение от этого, ему нравится такой уклад, не знаю.
Сейчас в той области, где я работаю, искренность становится редкостью. Музыка, из которой это все вышло - сейчас сплошной прокат. И по-другому ты никому не интересен. Существует еще тот способ, в котором пребываю сейчас я. Но он может быть не очень эффективен.
- Ваш репертуар, по большому счету не меняется, какие-то песни выпадают, какие-то включаются, но костяк остается прежним, в связи с этим тебе энергетически не тяжело все время играть одни и те же песни? Ты их как-то для себя все время по-разному воспринимаешь?
- На самом деле, при каждом новом исполнении песни я все равно обыгрываю ее для себя. Взять того же "Садовника" - там есть какой-то диалог. И каждый раз это диалог можно говорить по-разному, с разными интонациями. Поэтому эти песни, хоть они и старые, во мне они актуальны. Сейчас появляется мало новых песен. Это связано и с внутренними проблемами группы, и не только группы. Десяток лет назад, когда подобная музыка была более актуальна среди нас, был и стимул обновлять, пополнять репертуар, потому что программа постоянно прокручивалась, игралась. И, естественно, при частом исполнении это бы задалбывалось. А наши концерты случаются довольно редко, полтора раза в месяц. Появляются единичные новые песни, они добавляются, приживаются, не приживаются. Но костяк остается тот же самый. И конечно я не вижу в этом ничего хорошего, но это так.
- А есть какой-то определяющий момент - приживется песня или не приживется, от чего это зависит?
- В большинстве случаев это сразу видно, что эта песня потянет многократное исполнение. А с другой стороны у нас многие песни за последнее время не приживаются, потому что опять проблема - нет стабильных репетиций. Вот была года два назад сделана совершенно новая программа "Песни третьего квартала". Она сыгралась раза два на концертах. И все. После этого проблемы в группе усилились, не было возможности делать репетиции чаще и поддерживать в форме эту программу. И она тут же рассыпалась. А поскольку у группы "Тамбурин" репетиции случаются только непосредственно перед настройкой на концерте, поэтому вспоминать что-то - это вызывает всегда напряги. Любую вещь, которая появилась, все равно надо обыграть на нескольких концертах, пока найдется какая-то форма, она закрепится, и не будет никаких проблем в ее исполнении. А когда существует проблема, какую и где надо взять ноту, как бы где не сфальшивить, это играется напряженно. Исходная проблема одна - это само состояние группы. Стимул, который позволяет делать новые вещи.
- То есть, группа в состоянии полураспада?
- Да, но она существует. Мы не ссорились, никаких особых противоречий друг в друге не обнаруживали. Но, тем не менее, люди связаны своей работой, особенно вечерней. Всем что-то нужно. Позволить себе жить так, как я, это роскошь. Может, и счастье большое, не быть связанным ничем. Все, что направляет мои действия, связано с моей музыкой.
- А твой сольный альбом - результат того, что группа не собирается?
- Я не думаю. Ты имеешь в виду "Берега"? Я давно хотел сделать такие вещи, которые никогда не звучали в "Тамбурине", хотя сама композиция "Берега" - ее мы играли.
А в альбоме я хотел собрать какие-то старые вещи, которые не были записаны, сделать их по-новому. Тогда появился стимул, я купил себе четырехканальную портаху и в качестве эксперимента записал, и получилось. С другой стороны, если чересчур увлекаться своей собственной звукозаписью, это всегда в чем-то будет ущербно. Он писано одним человеком, одним музыкантом сыграно. Естественно, ты работаешь, тщательно продумываешь партии, чтобы это действительно тебя удовлетворяло, а в игре с другими музыкантами тебя может то или то не удовлетворяет. Но вместе с тем, картинка может получиться намного интереснее, она будет живее, потому что отображает различные версии, трактовки твоей песни под разным углом, с разных точек зрения увиденные.
- То есть, если ты пишешь альбом с другими музыкантами, у него будет другое звучание, чем то, что ты сам запишешь?
- Да, я думаю, конечно, другое. Но для того, чтобы работать над альбомом, надо им жить. Нужно быть вместе, постоянно общаться, постоянно думать об этом альбоме. А если просто так прослушал грамотный музыкант, он сыграет, конечно, сыграет, но я не думаю, что это будет хорошо. Очень важен при работе индивидуальный вклад каждого музыканта, что он вложил в ту или иную партию. Тогда это интересно.
- А есть ли музыканты, без которых "Тамбурин" был бы невозможен, он уже не был бы "Тамбурином", или "Тамбурин" это ты и любые музыканты?
- Я думаю, что в данный момент, если бы был только я, не стал бы себя уже называть "Тамбурином". Потому что, естественно, "Тамбурин" - это уже то явление, которое сформировалось из музыки как минимум трех музыкантов: Юры Данилова (флейтиста), Максима Логвинова (пианиста) и меня. Лучший "Тамбурин" - это костяк из трех человек. Другое дело то, что я сейчас пишу - это с тем же успехом можно назвать "Тамбурином". Потому что стилистика, эстетика остается та же, что я делаю один, что я делаю вместе с группой. Изначально в группе я всегда занимался сам аранжировками песен. И все акценты расставлял я сам. Есть такое звучание - гитара, фортепиано, флейта. Я могу расставлять акценты, писать мелодические линии. Но, зная уже индивидуально каждого музыканта, я уже приблизительно знаю, как он это сыграет. Поэтому мне никогда не приходилось писать особо доскональных партий для Максима. В том-то и прелесть группы, что люди тебя понимают, они быстро находят что-то общее. И, кроме того, он в своей трактовке вдруг находит такие моменты, которые я не предусматривал, и они интересные. Получалось так, что он начинает играть совсем в другом свете, и очень интересно, и уже совсем по-другому. Как бы ни был человек трижды гениален в чем-то, он не сможет ухватить все разнообразие, которое может дать коллективное творчество.
- Скажи, а то, что ты сейчас играешь на концертах инструментальные, сольные вещи - насколько это связано с тем, что новые песни не сделаны?
- Нет, нет. У меня разные периоды. Долгое время мне доставляла удовольствие именно гитарная игра. Может быть, дело просто в том, что гитарные концерты делать было бы занудно, а в контексте группы это придает, на мой взгляд, некоторое разнообразие. Раньше появлялись небольшие "шкатулки", которые хорошо звучали именно в групповом исполнении. Но мне интересно и просто гитарные пьесы играть. Но это не оттого, что не появляется или мало появляется новых песен. Просто человек меняется, взгляды и желания меняются на протяжении жизни.
А потом, в песне же важно, о чем петь, чтобы это было актуально и в тебе, и для тех людей, которые твои слушатели. Тогда песня находит отклик. А в нынешней обстановке песня как форма стала меня меньше привлекать. Может быть, я в чем-то стал находить более выразительным именно музыкальный язык. Начнем с того песня это наивысшее достижение. Это умение сплести все воедино - поэзию, музыку и просто твое владение инструментом - все воедино, и чтобы это звучало. Чтобы это было сказано так, чтобы было все в одном узле и было все гармонично. Это очень большое достижение, если ты создаешь удачную песню. Чисто инструментальная музыка, на мой взгляд, может быть, имеет меньшую аудиторию слушателей, но ею можно порой сказать намного глубже. В песне ты чувства высказываешь словами, не только своим исполнением, эмоциями. В чем-то ты поясняешь. А музыка более абстрактна. Ты не говоришь конкретно, но вместе с тем она может вызывать внутри тебя такую гамму чувств, даже тебе непонятных. На мой взгляд, это менее броская форма, но я нисколько не отрицаю прелести песни. Если бы у меня был такой же энтузиазм в написании песен, - они у меня появляются, но намного реже, чем раньше, - я бы с удовольствием занимался песнями.
С другой стороны, ты сделал песню, а вот как бы хотелось здесь проявить себя как инструменталист! Но это не всегда уместно в песне. Придумаешь ты красивую аранжировку, где-то перегрузишь, где-то одеяло на себя потянет именно инструментал, и гармония нарушится. Это не будет слушаться интересно. Песня - это лаконичный продукт.
- Хочется более пространной формы?
- Порой да, конечно. Форму можно менять. Не всегда на это времени хватает и твоих возможностей. Я бы с удовольствием поэкспериментировал в области гитарной электронной музыки, но для этого нужны очень приличные средства, нужно иметь хорошие примочки, чтобы звучать достойно. Первоначально, конечно, я люблю акустику, акустические гитары, но, сколько бы ты не играл, тебя потянет и туда, и туда. Порой ты стойко держишься за свою акустическую гитару, потому что понимаешь, чтобы достойно и по-настоящему заниматься другой музыкой, электронной гитарной музыкой нужны очень серьезные средства.
- А твои инструментальные вещи в тебе ассоциируются с воспоминаниями, с прошлым?
- Конечно. Для меня вообще все мое творчество - это мои воспоминания. Я иногда сейчас вдруг открываю какие-то вещи, которые начинают меня волновать. Какой простор. Это так тебя питает, что бы создавать что-то новое. Оно живет, это прошлое. С этой точки зрения зрелость хороша.
Стекло надо протереть, чтобы
оно стало прозрачным,
и я, не
теряя времени, займусь этим делом.
В. Каверин "Сын Стекольщика"
- Ты однажды на мой вопрос, ассоциируешь ли ты себя с героем своих песен, ответил утвердительно. "Чтобы петь о дороге, надо по ней идти" - это была твоя фраза. Твой герой - человек очень чувствительный, очень открытый и очень одинокий. Ты не читал повесть Каверина "Сын Стекольщика"?
- Нет.
- Там был такой персонаж - Сын Стекольщика, прозрачный, кристально прозрачный человек. Всякий раз, приходя в город, он находил нуждающихся в нем людей, людей не счастливых, запутавшихся в проблемах. И вот люди в городе начинали замечать, что стекла, сквозь которые уже не пробивался свет, снова сияют, светит солнце, и начинают по-другому смотреть на мир, светлее, многое видеть по-другому. Но рано или поздно ему нужно покидать город, покидать друзей, уходить снова, потому что в другом городе не все в порядке, стекла загрязнились. Насколько это твой персонаж?
- Я не вижу в себе такой высокой миссии - очищать стекла. Хотя это здорово. Я хочу создавать искреннюю музыку. И дальше - это уже жизнь этой музыки, она может что-то приносить.
Мне интересно смотреть на людей, слушающих то, что я написал. Интересно даже потому, что, глядя в их лица, я отслеживаю те моменты, которые мне дороги и интересны. Это адекватно откликается и в других. И это мне приносит большую радость. Это одна из сторон жизни музыканта. Всегда делиться. Жизнь тем и хороша, что она многогранна, она разна. В состоянии радости у нее одни оттенки, в состоянии печали, грусти они другие, - но это жизненные оттенки, это компонент жизни.
- А когда пишется невеселая песня, то, что ты выплескиваешь в ней свои эмоции, помогает тебе найти выход, переосмыслить ситуацию?
- Я всегда хочу подсказать и себе, и кому-то выход. У меня есть много печальных вещей, но это не значит, что случилась катастрофа и нет выхода. Ничто не возвращается, но это твоя жизнь. Она такова и есть. Ее нужно воспринимать как должное.
Мне кажется..., что не только люди,
но даже предметы становятся... прозрачнее.
Сегодня, когда я вошла в столовую, мне
показалось, что стенные часы сказали мне:
"Доброе утро".
В. Каверин "Сын Стекольщика"
- Как ты себе представляешь своего слушателя?
- Ну, не знаю. Во-первых, это в основном люди не злые и не глупые.
- Хотела бы я посмотреть на музыканта, который бы сказал, что вообще-то его слушатели люди злые и глупые.
- В принципе, да. Публика, она не агрессивная. Мне кажется, это в чем-то моя заслуга. По крайней мере, на концертах я настраиваю людей получить удовольствие от музыки. Не просто поучаствовать в концерте, вылить свою энергию, а просто получить удовольствие. Абстрагироваться от той обстановки, помечтать, уйти. Стараться прикоснуться к чему-то красивому. Это всегда здорово - просто почувствовать красоту. В жизни каждого человека красота играет очень большую роль. Когда человек долго к этому не прикасается, он беднеет, беднеет и, в конце концов, тускнеет. Я даже по себе знаю, у меня есть любимые музыканты, я их очень долго не слушаю, не прикасаюсь, и вроде бы меня особо и не тянет. Но стоит поставить пластинку, - и думаешь: до чего это здорово, почему я это не слушаю? Через некоторое время я снова так же это не слушаю, а слушаю что-нибудь другое, повседневное. Но вместе с тем, оно существует, это прекрасное. И не стоит, наверное, очень часто топтаться по этому.
В молодости ты воспринимаешь многое более эмоционально, не вникая в суть. Молодость сама по себе хороша тем, что ты все воспринимаешь не через свой мозг, а всем своим организмом, потому что это завязано с твоей непосредственной жизнью, когда она перед тобой раскрывается. Потом уже ты можешь смотреть на многие вещи глубже, многие вещи понимать совершенно не так, как в молодости. Но всему свое время. Молодость сама по себе достаточно мудра. Просто вылезают потом какие-то другие ценности, от которых ты получаешь удовольствие. И я хочу, чтобы слушатель получал удовольствие. Я не думаю, что вот сейчас дам этому залу, чтобы он вздернулся...
- Ну да, а когда ты заводишь "Pretty Woman", ты не хочешь, чтобы зал вздернулся?
- А, нет, это другое дело, это ретро-музыка. Она меня греет, мне нравится, что она живет, и сама по себе живет, и в данный момент, когда я ее играю, когда я осознаю ее на концерте. От этого я себя чувствую...
- Роем Орбисоном!
- Да, неким Роем Орбисоном, могу пролицедействовать. Это все равно другое переосмысление. В свое время я не воспринимал ее так, как сейчас. Сейчас я знаю, кто такой Рой Орбисон, что это за образ для меня. Поэтому, слушая, я балдею не только непосредственно от этого кача, замешано много: воспоминания и, тем не менее, актуальность этой вещи.
- А кстати, ты ведь, кажется, никогда не составляешь программы концертов? Кроме первой песни.
- Это важно.
- А насколько первая песня вообще задает настроение концерта? И насколько настроение зала определяет развитие концерта?
- Это не очень простой процесс. Иногда перед концертом я пишу ряд вещей, которые хочу сыграть. Например, в концерте я задумал сыграть побольше своих инструментальных вещей. Но это не факт, что они прозвучат. Есть желание. Важна первая песня. С чего ты начинаешь, с чем ты выходишь на зал, и какое настроение ты задаешь. А дальше уже легче выбирать. Любые версии хороши, любая точка зрения имеет свою силу. Ты выходишь на зал и ожидаешь какой-то определенной реакции. А она может не состояться. Или зал вялый, или ты с ним не созвучен. Если ты будешь продолжать гнать свою программу, ты почувствуешь, что это уже не стреляет. Потому что тебе нужно сейчас заниматься другим. Любая публика, если она уже пришла, она пришла слушать. И если что-то не получается, бывают такие ужасные моменты, все равно, его нужно как-то раскачать, оживить, чтобы люди могли слушать. Надо менять все срочно. Я предпочитаю задавать от себя какое-то настроение, если оно сразу подхватывается - великолепно. Это интересно - тасовать свои вещи, потому что возникает диалог с залом. Ты не связан никакой своей концептуальной идеей концерта. Для меня этот способ ведения концерта кажется сейчас наиболее интересным. Он приносит и мне неожиданные вещи. Ты наиграл какую-то программу, она здорово получилась, а в другой раз эта программа так не звучит. Ну не складывается все. Например, звук у тебя паршивый. А у тебя вещи задуманы такие инструментальные, которые не читаются. Что нужно сделать? Бросать нужно. Брать гитару и петь песни под гитару. В данном случае это возымеет больший эффект. Будет чисто, принесет людям больше удовольствия и больше возможностей понять эту музыку.
- Тебе очень важен тесный контакт с залом?
- Конечно.
- Сначала ты его направляешь, а потом он тебя ведет дальше?
- Конечно. Но иногда бывает, что зал так распоясается, ты его не уведешь. Он как маленький ребенок. Всегда настороже. Стоит только себя особо фривольно повести - все, пойдет, начнутся всякие занудные диалоги, разговоры. Понимаешь, человек все равно должен ощущать, что он находится в зрительном зале, а не на стадионе. Это нужно чувствовать. Если ты настроишь зал, что он на стадионе, получишь такую же стадионную реакцию. А тебе хочется высказать какие-то мысли, пробудить какие-то эмоции. Это уже не получится, ты будешь гнать рокешник.
- То есть, на стадионе вы не смогли бы играть, потому что определенное поведение навязывается?
- Я бы просто не смог сейчас создать ту атмосферу, даже не в силу ограниченности своих возможностей, а в силу того, что публика, приходящая на стадион, она совсем на другое настроена. Я не смогу вести концерт в больших залах. Может быть, это нужно почувствовать, мне кажется, это возможно, что бы большой зал был таким же целостным, как небольшой зальчик.
Я сомневаюсь, что сейчас найдется достаточное количество публики, понимающей эту форму концерта, которая собралась бы на "Тамбурин".
- Твой слушатель - это человек, который готов к диалогу с тобой? Не к тому, что его поведут, и он потечет куда-то, а к ответной реакции, ответному слову.
- Это, несомненно, так. Кроме того, очень большая часть моей публики это люди, которые и не ходят на концерты. Для них это не есть постоянный компонент жизни. И для них выход на этот концерт это определенное событие. Многие предпочитают слушать музыку у себя дома. Я сам, например, на концерты очень редко выбираюсь. Многие великолепные исполнители могут приезжать. Я просто боюсь, что я не смогу с этого концерта вынести ничего, кроме сознания того, что я был на этом концерте. Получу ли я удовольствие от этого концерта? Я боюсь, что не получу. Как правило, я получаю удовольствие не от стадионных концертов, а в маленьких залах, где создается эта атмосфера.
- Когда люди идут на диалог?
- Когда люди чувствуют, что в чем-то они сидят на большой кухне. Но, тем не менее, прелесть самой сцены не исчезает. Я же играю не на кухне. Для меня выход на сцену - это выход на сцену. Это не то, что я сел на диванчик и поиграл для группы людей. Есть сцена, есть рубеж. Ты можешь этот рубеж приближать, отдалять, но это сцена. Ты выходишь на нее как актер. И то, что ты можешь себе позволить, играя дома, не нужно перетаскивать на сцену. Ты не можешь закурить, рюмку выпить, поболтать с кем-то, долго и нудно настраивать инструмент. Все эти дела смотрятся очень убого.
- Слушай, а ведь люди, наверное, идут на твой концерт во многом и потому, что стеклышки загрязнились.
- Может быть. Я такие точки видел. Многие говорят, что приход на наш концерт для них необходимая вещь. Они должны время от времени приходить. И им становится легко в чем-то. Пускай играется старый репертуар, но пока во мне это актуально, это будет стрелять. Прошло столько лет с распада "Битлз", но многие вещи для меня так же свежи и юны. Я их слушаю с таким же удовольствием и сейчас. И что изменилось оттого, что у них нет новых песен? Но это во мне актуально и до сих пор. И приносит радость.
- В первую очередь, радость приносит искренность.
- Да, я думаю, да.
февраль 2002г.
|